Уже с трех- четырехлетнего возраста было видно, что у мальчика имеются многочисленные остаточные явления и внутриутробное поражение центральной нервной системы, по поводу которых мальчика консультировал детский психиатр.
В семь лет мальчик пошел к школу: учился средне, мало чем отличался от большинства сверстников, но с годами все больше переживал плохое отношение к себе со стороны родителей и все больше тянулся к деду. Когда мальчику было одиннадцать лет, он полез в подпол и случайно наткнулся на револьвер. Этот револьвер принадлежал деду, который в годы первой мировой войны дезертировал из армии. Когда гражданская война закончилась, дед почистил и смазал оружие, спрятал его и больше к нему не прикасался. И вот спустя более чем полвека этот револьвер нашел внук и, играя им, прицелился в деда, находившегося рядом. Нажал курок. Дед упал как подкошенный: револьвер был заряжен. Мальчик обомлел, потом закричал: "Я не виноват. Что я наделал?" Он плакал, не мог найти себе места, ночами не спал, затем стал засыпать, но снился убитый дед, звал к себе, укорял мальчика за то, что тот его убил. Одновременно со всем этим возникли сильное невротическое заикание, ночное недержание мочи, головные боли, плаксивость и пр.
Спустя несколько недель, закончились летние каникулы, и мальчик пошел в школу. Учительница встретила его словами: "А вот и убийца пришел". Отношения с классом резко ухудшились. Мальчик и до этого не блистал знаниями и сообразительностью, а теперь, после всех переживании и натянутых отношений с учителями и одноклассниками, стал учиться еще хуже.
Участились конфликты с ребятами, этой же зимой на катке трое мальчишек сильно избили его хоккейными клюшками. Старались бить по голове, успокоились лишь тогда, когда увидели, что мальчик потерял сознание. Его привезли в хирургическое отделение, там диагностировали сотрясение мозга. Отлежался, стало получше, но и после выписки были головные боли, тошнота, плохая переносимость жары, духоты, шум в ушах, звуки музыки (особенно при усталости), раздражительность. Резко ухудшилась память, а с нею и успеваемость. По поводу остаточных явлений сотрясения мозга лечился у психиатра и невропатолога, улучшения были кратковременными. Летом (спустя год после гибели дедушки) утонул отец: зашел пьяный в реку и захлебнулся. Мать не очень переживала это, сын - тоже; у него к отцу было двойственное отношение: с одной стороны, он его не любил, так же как, в свою очередь, не любил его и отец, а с другой стороны - "все же отец". Мать несколько раз специально приводила сына в морг, требовала чтобы он лучше запомнил мертвого отца:
"И ты будешь такой же, если станешь пить".
После смерти отца отношения с матерью на время несколько улучшились, хотя она в общем продолжала относиться к сыну жестоко и злобно. Если ей нужно было куда-нибудь уехать, она отправляла мальчика в детское отделение психиатрической больницы: "Тебе место там, ты убийца и невезучий вообще, да и к тому же молчун, заика и дурак". И на селе мать всем говорила то же самое. Поэтому и окружающие относились к мальчику в общем недоброжелательно. Мальчик это очень переживал, стремился улучшить отношения с ребятами, но это не получалось, а он еще сильнее замыкался и нервничал.
Учился посредственно. Переходил из класса в класс, но фактически школьную программу не знал: учителя жалели его либо ставили положительные оценки, лишь бы только не ссориться с мальчиком и его матерью. Недержание мочи сохранялось, заикание становилось все сильнее, временами вообще не мог ничего говорить. Настроение обычно было подавленным, хотелось плакать, все видел в мрачном свете, особенно свою будущую жизнь. Изводили головные боли и снижение памяти. С 15-16 лет стал все больше уходить в свои переживания, в свои реально существующие ощущения, связанные с тяжелой травмой головы. Вся жизнь превратилась в фиксацию неприятных ощущений, он был занят только этим, искал помощи, ходил к врачам. Добился консультации в Москве, приехал с надеждой, что быстро вылечат.
По характеру он нерешителен, очень впечатлителен, склонен застревать на своих переживаниях, "из мухи делает слона", с годами все больше переживает свою интеллектуальную недостаточность. ("Все умные, а у меня память никудышная, ничего не знаю, не помню, куда мне за всеми угнаться, а я разве в этом виновен?"), свое недержание мочи, заикание ("Кому я теперь нужен, инвалид, везде все болит, белый свет не радует, совсем одинок, некуда податься").
Этот человек болен, и болезнь его складывалась из разных воздействий, которые отмечались с того времени, когда он еще не родился. Нерожденный, он был уже нелюбим своими родителями, мать пыталась убить его в чреве. При таких обстоятельствах ребенок наверняка не мог родиться нормальным. Он, конечно, развивался с задержкой и нес на себе клеймо человека, пришедшего в мир вопреки желанию своих родителей. Потом началась цепь трагических совпадений, "ударов судьбы": случайное убийство дедушки, избиения мальчика ребятами, ссоры с педагогами, смерть отца. Нарастала интеллектуальная недостаточность, появилось недержание мочи, заикание, псориаз. Подросток ушел в свои переживания, болезненные ощущения, вся жизнь превратилась в постоянный анализ болезни и ожидание выздоровления. Это патологическое формирование характера сложного происхождения. Наш пациент - жертва разных неблагоприятных стечений обстоятельств и совпадений. У него не только невроз, но и целый комплекс нарушений, среди которых преобладают расстройства, вызванные психическими травмами.
Невроз - всегда следствие несовершенства межлюдских отношений, результат человеческих драм и трагедий.
Какой бы ни была причина невроза, у таких пациентов всегда имеется множество специфических переживаний, которые свойственны только невротику. Все больные неврозом испытывают чувство неполноценности из-за своих реальных, а чаще выдуманных дефектов. У всех больных неврозами имеется обостренное переживание своих реальных нарушений. Все пациенты с неврозами предполагают и постоянно ощущают, что их мало любят, что к ним равнодушны. В этом звучит обостренная эмоциональная чувствительность невротиков.