Роль лимфатических барьеров в противострептококковом иммунитете


Благодаря использованной экспериментальной модели можно проследить последовательность распространения инфекционного процесса в организме животных и оценить при этом роль регионарного лимфатического узла и других лимфатических барьеров. Представляет интерес дополнить изучение противострептококкового иммунитета некоторыми данными о барьерной функции лимфатических узлов в условиях иммунного организма. В одной серии опытов была сделана попытка "обработать" in vivo лимфатический узел иммунсывороткой. Мышам вводили подкожно в левую паховую область R-иммунсыворотку в количестве 0,01 мл (в объеме 0,2 мл) в расчете на ее поступление в регионарный лимфатический узел. Контрольным мышам вводили соответствующую дозу нормальной кроличьей сыворотки. Животных заражали в одном случае - через 2 ч, в другом - через 18 ч после введения сыворотки, вирулентной (пассажной) стрептококковой культурой в значительной дозе, составлявшей от 40 до 70 для контрольных мышей. Заражение проводили также подкожно, в паховую область той стороны тела, куда предварительно была введена сыворотка. Вскрытие животных и посевы производили в обоих опытах через 24 ч после заражения. Высевали регионарный (левый) лимфатический узел, контралатеральный узел, поверхностные и глубокие лимфатические узлы, селезенку и кровь. В каждом опыте часть подопытных и контрольных животных оставляли для того, чтобы проследить исход заражения.

Из нашего опыта^ развитие инфекционного процесса можно было констатировать лишь у одной из 6 подопытных мышей, зараженных через 2 ч после введения иммунсыворотки. У этой мыши отмечалось значительное обсеменение селезенки, наличие микробов в крови и в подмышечных лимфатических узлах. У 4 из 6 контрольных мышей речь шла о генерализованном процессе, у остальных двух констатировались мощные очаги в регионарном лимфатическом узле. Все контрольные животные, оставленные для наблюдения, погибли, а из 4 подопытных погибла лишь одна мышь.

Не меньший интерес представляли результаты бактериологического исследования животных, которые были заражены через 18 ч после введения иммунсыворотки. Посевы оказались стерильными лишь у 2 из 5 подопытных мышей. У 3 остальных констатировались значительные микробные очаги в регионарном лимфатическом узле. Но в отличие от контрольных животных распространение микробов за пределы лимфатического узла было много меньшим, т. е. речь шла о повышенной фиксирующей активности регионарного лимфатического узла.

Значение регионарного лимфатического узла в развитии инфекционного процесса у иммунизированных животных можно было отметить и при более длительном наблюдении за зараженными подопытными и контрольными мышами. В этом опыте животных заражали подкожно, одну часть - в область пахового лимфатического узла, другую - под кожу спины, т. е. в место, сравнительно удаленное от обследуемых лимфобарьеров (в первом случае введенные микробы непосредственно дренировались на регионарный лимфатический узел). Среди мышей, зараженных в паховую область, количество выживших было заметно большим, чем в группе животных, зараженных в спину. Следует учесть, что верхний предел иммунитета у мышей первой группы не был дотитрован, поэтому возможно, что различия в исходе заражения мышей сравниваемых групп еще больше.

Следует отметить, что во всех приведенных опытах устойчивость иммунизированных мышей к подкожному заражению вирулентной культурой оказалась более высокой по сравнению с той, что отмечалась в более ранних наших исследованиях. Наиболее вероятным объяснением является предположение о большей иммуногенности вакцины, которой иммунизировали мышей в излагаемой серии опытов. Это наводит на мысль, что иммуногенность вирулентной стрептококковой культуры может нарастать при последовательных пассажах через организм животных даже после достижения стабильного уровня вирулентности.

Изложенные выше надлежит обсудить и подытожить применительно к проблеме стрептококковой инфекции и в отношении некоторых общих вопросов инфекционной патологии, с которыми приведенные материалы оказались связанными. В первой части исследований, которая была посвящена изучению патогенеза острой стрептококковой инфекции, можно было легко убедиться не только в значении вирулентности культуры для воспроизведения активного процесса, но и путей заражения. Наиболее эффективным оказалось подкожное заражение. Между тем это вовсе не является общим правилом для возбудителей, вызывающих у белых мышей генерализованный процесс с септическим исходом. Известно, например, что в отношении пневмококков наиболее эффективным является внутрибрюшинный путь заражения, а при экспериментальной паратифозной инфекции с ним успешно конкурирует интравенозное заражение, которое можно поставить на первое место. Отмеченные различия являются характерными признаками для того или иного микробного вида и отражают, по-видимому, особенности его взаимоотношения с организмом. В связи с этим затронутый вопрос представляет немалый общий интерес и имеет несомненное значение в отношении частной патологии инфекций.

Использованная нами экспериментальная модель (подкожное заражение в область пахового лимфатического узла) и бактериологическое обследование лимфатической системы (хотя и далеко не полное) позволили проследить развитие экспериментальной стрептококковой инфекции, последовательность вовлечения в процесс одних и других лимфатических узлов и охарактеризовать в известной мере условия прорыва регионарного барьера и полной генерализации процесса. При этом весьма отчетливо выявилась значительная барьерная функция регионарного лимфатического узла у не подвергавшихся иммунизации животных, поскольку выход микробов за его пределы отмечался обычно лишь при накоплении в нем большого количества микробов.

Вместе с тем количественный анализ развития микробных очагов в регионарных лимфатических узлах и в окружающей их клетчатке показал, что по достижении максимального количества жизнеспособных клеток в них устанавливается "динамическое равновесие", сохраняющееся до наступающей гибели животных. При этом темпы размножения микробов и сроки достижения максимального числа жизнеспособных микробов в местном очаге определялись величиной инфицирующей дозы. Аналогичные закономерности отмечались и при внутрибрюшинном заражении - в отношении накопления микробов в брюшной полости. Все это позволяло говорить о "микробном числе" in vivo. Общий интерес, который представляют эти данные, нам кажется несомненным.

Мы считали целесообразным выяснить возможную роль такого фактора, как стрептококковая гиалуронидаза, в развитии инфекции. Однако результаты опытов не давали основания приписывать этому ферменту какое-либо существенное значение в отношении острой стрептококковой инфекции в связи с его уже упоминавшимся "двойным" действием - на капсулу паразита и на межуточное вещество соединительной ткани хозяина. Полученные данные заслуживали тем большего внимания, что стрептококковая гиалуронидаза оказалась весьма активной в отношении экспериментальной паратифозной инфекции и способствовала ее отягощению. Это указывало, что роль фактора инвазивности в инфекционном процессе надлежит, по-видимому, оценивать строго дифференцированно. Представляется важным изучение роли гиалуронидазы при хронической стрептококковой инфекции. В этом отношении заслуживает особого внимания вопрос, в какой мере разрушение тканей организма, вызываемое гиалуронидазой, может привести к формированию аутоантигенов и к развитию, соответствующих иммунологических процессов.

Серьезного внимания заслуживает также вопрос о влиянии гиалуронидазы на течение специфических иммунологических реакций, возникающих в ответ на антигены возбудителя (например, аллергические реакции). Несколько лет назад нами было показано, что гиалуронидаза резко изменяет характер местной кожной аллергической реакции, что выражалось в уменьшении инфильтративных явлений и замене их экссудативными с расширением площади реактивной зоны. Отчетливые изменения местной реакции были выявлены и в условиях обратной наведенной аллергии (в этих опытах антиген вводили внутривенно, а антисыворотку - внутрикожно, через сутки после антигена). Надо указать, что перечисленные вопросы являются не только предметом экспериментального изучения; в значительно большей степени они относятся к области клинико-иммунологических исследований.

Понятно, что установленная нами "инертность" гиалуронидазы в отношении острой стрептококковой инфекции ни в какой мере не снимает вопроса о возможной роли при этой форме других ферментных систем гемолитического стрептококка, что подлежит еще дальнейшему изучению.

Значительное место в проведенных исследованиях занимало изучение процессов дезинтеграции микробов в организме в течение инфекционного процесса. Можно сказать, что удалось достаточно отчетливо аргументировать и проследить этот процесс посредством параллельного использования серологического и микробиологического исследования. Стрептококковые антигены и их концентрацию удавалось определять в организме в целом ("сумма антигена"), а также раздельно в крови и в моче зараженных животных. Это позволило дифференцировать антигены, проходящие через почечный барьер, охарактеризовать их накопление в организме на разных стадиях экспериментальной инфекции, величину и темпы микробного распада и динамику их выведения из кровотока. Как приводилось выше, наиболее демонстративные результаты получались в условиях усиленного микробного распада при введении животным пенициллина на высоте экспериментальной инфекции.

Примененные методы позволяли, конечно, определять продукты микробной дезинтеграции, сохраняющие свою антигенную характеристику. Дальнейшие этапы дезинтеграции лежат за пределами иммунологического анализа и требуют иных методов исследования (токсикологических, патофизиологических). В отношении изучавшихся антигенных продуктов микробного распада заслуживало внимания их сравнительно быстрое выведение из кровотока. Однако остался невыясненным вопрос о том, в какой мере эти продукты поглощаются клетками и тканями организма, как долго там сохраняются и какие именно ткани наиболее активны в этом отношении. Мы не располагаем пока материалами для суждения о прямом токсическом действии продуктов микробной дезинтеграции на организм. Можно, однако, предполагать, что патогенетическая их роль значительно шире и не сводится лишь к непосредственному токсическому действию. Так, например, серьезное внимание привлекает к себе вопрос о воздействии, которое они оказывают по пути-выделения из организма. Речь идет не только о возможном повреждении почек, но и о том, в какой мере эти повреждения могут стать отправным пунктом для формирования аутоантигенов (сами по себе или в комплексе с микробным антигеном). В процессе элиминации антигенных продуктов распада может реализоваться еще один механизм повреждения тканей: фиксация в них микробного антигена с последующим присоединением специфических антител. Все эти вопросы должны явиться предметом ближайшего изучения (в эксперименте и в клинике).

Вместе с тем нам представляется перспективным использование в клинике разработанных методов оценки процессов микробного распада (сравнительное изучение антигенных кривых в крови и в моче). Наряду и в комплексе с другими клинико-иммунологическими показателями соответствующие данные могут быть использованы для более углубленной характеристики течения острой и хронической стрептококковой инфекции, в качестве критериев выздоровления, для выявления латентных очагов, для контроля антибиотикотерапии.

Исследования по активному стрептококковому иммунитету, входившие во вторую часть изложенной выше работы, имели своей задачей сравнительную оценку иммуногенности различных вакцин, с учетом путей их введения, и характеристику прививочного и постинфекционного иммунитета. По ходу исследований возник вопрос о значении активации ретикуло-эндотелиальных элементов брюшины и о роли отдельных факторов в противострептококковом иммунитете.

Полученные результаты подтверждали бесспорное преимущество вакцин из высоковирулентной R-культуры, что согласуется с литературными данными и должно быть отнесено за счет антигенных субстанций, которые представлены в вирулентной культуре в значительно большем количестве по сравнению с их содержанием в культуре, длительно поддерживаемой в лабораторных условиях и утратившей свою вирулентность. Считается, что речь идет об М-веществе. Это получило отчетливое подтверждение в опытах пассивного иммунитета, в которых характеризовалось защитное действие анти-R-сыворотки после истощения различными антигенами. Однако мы не располагаем пока данными о количественных соотношениях между иммуногенностью вакцин из разных культур и содержанием в последних М-веществ. Само по себе M-вещество не приходится, как известно, считать фактором вирулентности; можно принять лишь, что продукция и накопление этой субстанции идет параллельно формированию тех структур в микробной клетке, с которыми следует, по-видимому, связать вирулентность (капсула). В таком случае представляет значительный интерес вопрос о механизме действия иммунных анти-М-факторов в отношении клеточного компонента, с которым они непосредственно не связаны, тем более, что при высокой типовой специфичности М-субстанции, в отношении капсульного вещества стрептококков нет даже данных о его антигенности. Вполне очевидно, что характеристика типового противострептококкового иммунитета не равнозначна, например, таковой при пневмококковой инфекции, хотя в отношении стрептококков решающим фактором, по-видимому, является тоже завершенный фагоцитоз, но условия, способствующие ему, являются иными.

В наших опытах иммунизация R-вакцинами оказалась более эффективной по сравнению с иммунизацией взвесью живых вирулентных микробов. В первом случае иммунитет развивался быстрее, был более высоким и отличался меньшими индивидуальными различиями. Вряд ли имеющиеся данные достаточны для сравнительной характеристики прививочного и постинфекционного иммунитета. Как приводилось выше, в опытах иммунизации живой культурой развитие микробов в организме подопытных животных искусственно прерывалось на самых ранних этапах инфекционного процесса, и общее количество поступавшего в организм микробного антигена было неизмеримо меньшим по сравнению с тем, что вводилось с вакциной. Поэтому очередной задачей в отношении рассматриваемого вопроса является расширение наблюдений с применением для иммунизации в экспериментальных исследованиях значительно больших доз живых микробов (с последующей ликвидацией инфекционного процесса посредством пенициллина). Возможно, что в этих условиях развивающийся иммунитет значительно выиграл бы в темпах, уровне и постоянстве.

Как приводилось выше, во всех случаях, независимо от иммунизации вакцинами или живыми микробами, отмечалась большая выживаемость иммунизированных (внутрибрюшинно) мышей при внутрибрюшинной их заражении, по сравнению с подкожным. Это обстоятельство, а также безуспешность подкожной иммунизации, давали основание полагать, что, помимо общей иммунологической перестройки организма, имеет значение активная стимуляция ретикуло-эндотелиальных элементов брюшины. Опыты, поставленные для проверки этого предположения, позволили пока лишь исключить какое-либо серьезное значение в этом отношении различных гетероантигенов и неспецифической активации. В связи с последней был проведен ряд опытов по характеристике феномена, описанного впервые под названием депрессионного иммунитета. Они позволили присоединиться к суждению об иммунологической неспецифичности явления быстро возникающей резистентности и сравнительно малой ее выраженности. Заслуживает внимания то обстоятельство, что для воспроизведения явления требовалась подготовка живыми культурами и даже подготовка вакциной из вирулентной культуры оказалась безуспешной. Это дает основание думать о значении силы раздражения и открывает некоторые пути для анализа механизма явлений. Нам кажется, что перспективными представляются исследования на животных с измененной функцией гипофиз-адреналовой системы.

В изучении роли гуморальных факторов в противострептококковом иммунитете следовало не только констатировать защитное действие антител, но и попытаться выявить характеризующие его количественные закономерности. Как было показано, кратность отношений между количеством вводимых микробов и дозой сыворотки, которая тормозила развитие процесса, сохранялась лишь в сравнительно узких переделах. Это констатировалось при изучении защитного действия антител и при введении сыворотки через короткие сроки после заражения животных. Мы объяснили это тем, что при одинаковом проценте выживающих микробов их абсолютное число с повышением вводимого количества должно возрастать, несмотря на пропорциональное увеличение дозы иммунной сыворотки. Это предположение подлежит более углубленному экспериментальному анализу. Вместе с тем надо оценить значение общей концентрации антител при одном и том же ее количестве в расчете на вводимую микробную клетку.

Вопрос о количественных закономерностях в действии антител возникал и при сопоставлении их превентивного (защитного) действия и влияния на развитие процесса при введении сыворотки через 2 ч после заражения. В последнем случае действие сыворотки было заметно меньшим, и это отставание нельзя было объяснить незначительным размножением микробов в течение небольшого промежутка времени между заражением и введением сыворотки. Было высказано предположение о возможной роли различных условий контакта антител с микробами при разном характере опытов, что, конечно, требует своего подтверждения. Серьезное внимание привлекают к себе данные о длительности пассивного иммунитета. Как было показано, развитие инфекционного процесса у животных тормозилось даже через 3 недели после введения им иммунсыворотки в небольшой дозе, что было установлено по данным сравнительных количественных высевов из крови и селезенки у опытных и контрольных животных. Следует дополнить этот раздел данными о продолжительности пассивного иммунитета по результатам выживаемости животных, зараженных в разные сроки после введения им иммунсыворотки. Вместе с тем заслуживает детального изучения вопрос о судьбе вводимых антител, тем более, что их не удавалось обнаруживать у подопытных животных, отличавшихся достаточно выраженным иммунитетом.

Наши исследования были ограничены изучением лишь некоторых вопросов патогенеза острой стрептококковой инфекции. Но и в этой части они еще далеко не полные, и казалось целесообразным в заключение указать на некоторые очередные задачи исследования. К этому надо добавить, что изучение рассматриваемых вопросов, а тем более всей проблемы стрептококковых инфекций в целом, не может исчерпываться микробиологическим и иммунологическим исследованиями. Не говоря уже о большом значении иммунохимического анализа, многие частные стороны проблемы могут быть изучены лишь при участии патофизиологического эксперимента и биохимического исследования. Особое значение принадлежит сочетанному микробиологическому и патоморфологическому изучению экспериментальной стрептококковой инфекции, тем более, что последнее обогатилось новыми методами гистохимического анализа, позволяющими по-новому оценить характер деструктивных изменений и ответного реактивного процесса. Нельзя также забывать, что клиническое многообразие стрептококковой инфекции не может быть воспроизведено в достаточном объеме в эксперименте на животных, так как оно является особенностью реакции организма человека на возбудитель и отражает сложившиеся взаимоотношения между одним и другим видом. Поэтому для проблемы в целом особенно важными являются клинико-иммунологический и эпидемиологический разделы ее изучения.



Ваше имя:
Защита от автоматических сообщений:
Защита от автоматических сообщений Символы на картинке: