Единственный сын без ума любившей его матери, Николай чуть не с пеленок воспитывался как будущий великий человек. Мать и все окружающие без конца восхищались им, говорили, что никогда не видели такого умного, красивого, обаятельного мальчика. Шли годы... Паренек все больше понимал, что никакой он не красавец и уж, конечно, не гений, - обычный подросток, без особых талантов. Ясно было и то, что мать видела в нем не реального человека, а выдуманного ею, в сыне она хотела видеть то, чего не было в его отце и во многих других людях. Внушенное матерью сознание своего особого призвания и своей исключительности приводило к конфликтам со сверстниками, непониманию, а отсюда - шаг до позы непризнанного гения.
Когда началась Великая Отечественная война, ему было 18 лет. Вместе с миллионами своих сверстников Николай отправился на фронт. Участвуя в военных действиях, он чувствовал себя на нужном месте, у него не было раздвоения личности, зависти к другим. Высокая идея - защита Отечества - как бы освободила Николая от амбициозных переживаний, наполнила его новым смыслом, направляла его энергию и способности в общественно и индивидуально полезное и справедливое русло. На войне Николай вел себя геройски, получил много наград. Но судьба еще только готовила ему настоящее испытание.
В самом конце войны в орудие, которым командовал Николай, попал фашистский снаряд, почти все солдаты были убиты, а Николая, тяжело раненного и обезображенного, еле выходили врачи. Потом около года скитаний по госпиталям, бесчисленные операции, перевязки...
Через несколько лет после окончания войны он, выздоровевший, но со слегка обезображенным лицом, стал постепенно приспосабливаться к обычной жизни. Вначале все им восхищались, только и слышно было - герой да герой, но прошло несколько лет, жизнь шла вперед, и перед страной стояли уже иные задачи. А Николай жил прошлым, будущего не видел. Никакой он уже не красавец, способный вызвать восхищение любой женщины, - лицо было если и не сильно, то все же обезображено. Каких-либо талантов, которые могли бы принести славу в мирное время, не было. Нужно было самому пробиваться и занять в жизни достойное место. И он начал пробиваться. Помогли старые и новые друзья, просто стечение обстоятельств...
Шли годы, и Николай постепенно становился на виду, его часто печатали (он был литератором, писал преимущественно на военные темы), он стал занимать видные общественные должности. Пришло материальное благополучие, авторитет, уважение всех, но только не душевное спокойствие и личное счастье. Николай понимал, что особого литературного таланта у него нет, что если бы не стечение обстоятельств, то он бы не был на виду, что он далеко не тот, кем бы хотела его видеть мать. Начались муки, связанные с осознанием своей недостаточной одаренности. Была и еще одна причина его переживаний: с детства ему говорили, что он самый красивый и обаятельный, что он всегда будет пользоваться успехом у женщин. А тут он понял, что все это не так. Более того, постоянно помня о своем ранении в лицо, он часто думал, что его, дескать, уже не будут любить женщины, что он никому не нужен. Мысли об этом с годами стали постоянными и делали его очень несчастным человеком. Те доброжелатели, которые искренне пытались убедить его в заблуждениях, в том, что он преувеличивает свои дефекты и мучается из-за несущественных проблем, еще больше раздражали его. И самому Николаю, и его знакомым было видно, что причины его мучительных переживаний, озлобленности, раздражительности, недовольства всем и всеми лежат в далеком прошлом, в детстве. Ранение лишь заострило то, что уже было в душе.
Так и жил этот человек многие десятилетия. Но если бы он ни с кем не общался, ни с кем не конфликтовал, если бы у него не было семьи, если бы он находился в безвоздушном пространстве, ничего страшного бы не происходило. Его, конечно, было бы жаль, если бы он мучился бы сам из-за своих, выдуманных им проблем, а окружающим не приносил бы какого-либо вреда и хлопот. Если бы... Но он жил с людьми и мучил их. Ему многое прощали, объясняли все странности в поведении войной. Те же, кто знали Николая ближе, понимали, что война к его тяжелому характеру не имеет серьезного отношения, что он плохой и трудный человек сам по себе, без всякой войны.
У Николая было несколько любовных связей с некрасивыми, но добрыми и отзывчивыми женщинами. Одна из них однажды сказала Николаю, что беременна от него. Николай ей не поверил, но когда узнал, что она намерена уйти от своего мужа и поселиться у него, махнул на все рукой: как будет - так и будет. Женщина переселилась к нему, вместе они прожили около 30 лет, она была самым близким ему другом, покорно сносившим все его фокусы.
С годами Николай занимал все более видное положение как общественный деятель. Он давно уже ничего не писал кроме отчетов и резолюций, давно уже распростился со своим пусть маленьким, но талантом. От сознания, что после его смерти о нем как о литераторе никто и не вспомнит, а о должностях не всегда помнят и при жизни, ему становилось тоскливо.
Отыгрывался он на домашних, в первую очередь на сыне. Мучивший себя, он замучил сына, изуродовал его характер, сделал его несчастным и униженным человеком. Примерно то же самое он сделал и с внуком.
Сына он до 10-12 лет ненавидел, презирал, не замечал, оскорблял, делал все, чтобы показать ему, что он на самом деле не его ребенок, что он прижит его матерью неизвестно от кого, что мальчика только из жалости держат в таком порядочном доме. Если бы сын был позабыт-позаброшен, это было бы полбеды. Нет, он находился в постоянном осадном положении (как сам называл это). Постоянные обиды, незаслуженные замечания, оскорбления, униженное состояние - все это не могло бесследно пройти для ранимого и пугливого мальчика. Он стал еще более тормозимым, нерешительным, всего боялся, не мог за себя постоять, чувствовал себя каким-то неполноценным, второсортным. Когда мальчик превратился в подростка и когда даже слепой бы заметил, что он на самом деле сын Николая, отец стал к нему немного лучше относиться, но все равно был насторожен и презрителен. Сын так и не смог душевно расправиться, даже уже будучи 25-летним отцом мальчика - внука Николая.
Когда у сына родился мальчик, в Николае проснулись долго дремавшие родительские чувства. Все то, что он недодал своему сыну, он с лихвой отдавал внуку. Не было такой просьбы, которую бы дед не выполнил. Не было такой шалости, которую бы дед запрещал внуку!
Все крайности плохи: внук вырос почти таким же несчастным, как и сын, хотя воспитывали его внешне совершенно по-другому. Внук был капризным, требовательным, жестоким, нахальным, всех презирал, никого не уважал. Его принцип жизни был такой: мне все позволено, я внук героя войны и крупного администратора. Вседозволенность редко кого оставляет в ладу с собой и с обществом. Внук не избежал этого: вытрезвители, милиция, в конце концов, колония для малолетних правонарушителей, - на сей раз выручить его не смогли даже связи деда. Правда, в колонии он пробыл недолго, но сам этот факт очень встревожил деда. Тут-то он и решил сводить внука к психиатру и запастись справкой о том, что внук болен, на случай, если он еще что-нибудь натворит. Николай очень рассердился на врача за то, что тот не нашел у мальчика какой-либо болезни. Тогда Николай стал говорить о том, что он занят, что у него нет времени воспитывать внука, а сын тоже не способен быть воспитателем. Так, не поняв друг друга, врач и Николай разошлись.
Дурной характер Николая сделал душевными уродами его сына и внука. Добрый плачет от радости, злой - от зависти. Характер Николая полностью отвечал этой поговорке. Патологическая завистливость имела сложные причины, но в конечном итоге одну главную - дурное воспитание. Обожествление сына матерью, бесконечное восхищение им, стремление видеть в сыне гения - все это привело к тому, что характер Николая резко извратился. Если здравомыслие отказывает, то многих ждет судьба людей, истории которых мы привели. А исправлением таких занимаются уже не матери и не жены, а врачи, - вот такими интимными сторонами человеческой души стала заниматься современная медицина.
Это было немыслимо еще в начале XX столетия. Теперь же психиатрия проникает в области, которых она раньше никогда не касалась. Она занимается теперь проблемами, которые раньше были компетенцией священников, писателей, педагогов, кого угодно, но не психиатров.
Ну, а что будет дальше? Наверное, этот процесс остановить нельзя. Вероятно, психиатрия будущего будет заниматься вопросами, которые нам сейчас и не снятся, - экспансия психиатров велика, хотя, конечно, не бесконечна. Психиатрия развивается очень быстро, но развитие общественного мнения отстает, и сейчас порой господствуют нелепые представления о психиатрии. И мы специально рассказываем о некоторых ее областях, чтобы разрушить или в крайнем случае поколебать неверные, устаревшие представления, мешающие объединению детских психиатров с педагогами. Без этого же объединения помочь человеку на заре его жизни бывает трудно, а уж когда он стал взрослым - тем более.